Disagreement figure of speech in pragmatic semantics of media dialogue

Larisa Y. Danilina

(Russia, Military University of the Ministry of Defense of the Russian Federation)

В исследовании феномена вербального обозначения несогласия в диалоге мы исходим из допущения, что семантика изучаемых высказываний, т.е. область их соотношения с миром, обусловлена интерактивно-прагматической сущностью диалога. При этом под «миром», с которым семантически соотносятся вербальные обозначения (в частности, обозначения несогласия), следует иметь в виду не только действительные ситуации, но и ситуации виртуальные, возможные, своего рода «возможные миры» (Павиленис, 1986; Павиленис, 2013). Такая позиция не случайна. В лингвистической семантике проявляются существенные тенденции, в рамках которых указывается на исследование семантических процессов речевой коммуникации и установление связей между лингвистической и экстралингвистической семантикой (Городецкий, 1983; Тарасов, 2017, др.).
Вербальные формы несогласия вводятся в дискурс и используются в качестве знаковых программ мыслительных действий, ведущих к согласованию действий коммуникантов, поскольку они обозначают коммуникативную позицию, или действие (несогласие), относительно которых осуществляется взаимная координация деятельностей коммуникантов в медийном диалоге. Они также могут использоваться в роли знаковых программ мыслительных действий по осознанию внешних по отношению к коммуникантам обстоятельств, относительно которых они формируют знаковые программы самопрезентации, а также предъявляют друг другу знаковые ориентиры, позволяющие адекватно соотносить свои коммуникативные и внекоммуникативные действия.
Например:

- Don’t you think we ought to tell the truth?

- Do you want to be boiled in oil? (www.abc/politicsandpoliticians/scripts/168362178)

- Может, сказать правду?

- Хочешь, чтобы тебя сварили живьем?

Используя вербальные обозначения несогласия, говорящий исходит из некоторых допущений (знаний) относительно личности и деятельности партнера по общению в медийном пространстве (он знает, что партнер поймет его речь; он уверен, что партнер психологически готов к манифестации несогласия со стороны говорящего (возможны и другие ожидания); он ожидает, что партнер примет во внимание предлагаемый говорящим способ оценки ситуации и ее вербального описания, связанного с несогласием и референтной ситуации медийного диалога в целом; он полагает, что партнер совершит действия, предполагаемые обозначением несогласия со стороны говорящего или соотнесенные с ним).
В настоящее время складывается тенденция рассматривать диалогический дискурс как высказывания, или текст, в их прагматической, гносеологической, психологической, социокультурной обусловленности. При этом вербальные формы несогласия расцениваются в качестве органичной составляющей совокупности знаковых средств и знаковых конструкций, функционирующих в рамках указанной обусловленности. Приведенная формулировка истолкования природы факторов, детерминирующих диалогический дискурс, представляет собой одно из возможных частных прочтений общей формулы, согласно которой текст – это сопряженная знаковая модель коммуникативных деятельностей отправителя и адресата сообщения (Сидоров, 2007).
Действительно, прагматическая, социокультурная, психологическая и гносеологическая обусловленность медийного диалогического дискурса выступают в качестве частных форм общей совокупной определенности дискурса (текста) со стороны коммуникативных деятельностей адресата и отправителя сообщения, в рамках которых только и возможна обусловленность высказывания указанными факторами. В данном отношении показательно определяющее влияние на медийный диалогический дискурс такого прагматического фактора как лингвопрагматические правила употребления вербальных форм несогласия в медийном диалоге, особой разновидностью лингвопрагматических правил, которыми руководствуются участники речевого общения. Необходимо отметить, что эти правила определяют природу дискурса, поскольку он выстраивается на знании, понимании, соблюдении или несоблюдении данных правил, о чем свидетельствует изученный языковой материал.
Вместе с тем нельзя не заметить, что сами эти правила влияют на построение реального дискурса лишь в той мере, в какой они представлены в коммуникативных деятельностях участников общения (в частности, в форме психического образа соотнесенных образов субъектов) и реализованы ими. Соответственно правила вербализации согласия реально действуют, если коммуникантам они известны.
Как замечает Т.А. Ван Дейк, соб­ственно социальные условия, вовлеченные в формулиров­ку прагматических правил, такие, как авторитет, власть, ролевые отношения и отношения вежливости, являются когнитивно обусловленными, то есть они релевантны постольку, поскольку участники коммуникации знают эти правила, способны использовать их и могут связать свои интерпретации того, что происходит в ком­муникации, с этими «социальными» характеристиками контекста (Дейк, 2018: 14).
При лингвопрагматическом анализе дискурса, в частности высказываний, содержащих обозначение несогласия в медийном диалогическом взаимодействии, необходимо иметь в виду ряд теоретических представлений о факторах, определяющих строение диалогического дискурса. Весомым среди них является допущение, что индивиды, участвующие в коммуникации, располагают общим знанием о способах вербализации несогласия в медийной коммуникации. Заметим, что не всегда несогласие как умственное действие подлежит вербальному обозначению, а лишь тогда, когда оно прагматически значимо.
В понятие знания правил вербализации несогласия вкладывается обобщенное, относительно стабильное, частич­но осознаваемое отражение мыслительного образа или действия несогласия, вербально обозначаемое и характеризуемое в медийном диалогическом дискурсе. Этим знанием обладает каждый индивид, являющийся членом определенных общностей: производственных, семейных и т. д. Знание о возможных случаях, ситуациях и средствах вербализации несогласия есть результат обобщения собственного мыслительного и речевого опыта и опыта других людей, накопленного индивидом в коммуникации на фоне обозначения в речи идеи несогласия. Пока и поскольку индивиды, будучи членами определенных общностей, имеют общее бытие, они имеют также и общее коммуникативное знание и общее знание об обозначаемой в речи идее несогласия (Менг, 2013).
При всем разнообразии индивидуальных представлений об обозначении несогласия, и о возможностях и целесообразности его вербализации, все же следует предположить наличие некоторой надындивидуальной постоянной. Отражения коммуни­кативных актов, затрагивающие уникальность и своеобразие определенных коммуникативных отношений между определенны­ми индивидами, в частности, отмеченные обозначением несогласия, к общему знанию не принадлежат. Общее, коллективное знание составляет лишь частич­ную область знания, которую следует предполагать как известную всем членам конкретной общности, как «область естественного и допустимого», как «всеми принимаемые ожидания», как представления о том, что в вербальной практике считается нормальным, включая вербализацию несогласия в диалогической коммуникации.
В связи с принадлежностью феномена вербализации несогласия к семантике высказывания, перспективными для семантического описания данного феномена являются идеи ситуационной семантики, получившей основное развитие работах Дж. Барвайса. Как отмечает М.А. Кронгауз, ее методологической основой стала идея о том, что значение языковых выражений зависит от контекста в самом широком смысле этого слова, т. е. не только от соб­ственно контекста, но и от ситуации, в которой происходит ре­чевое общение. В частности, словесные формы несогласияпринимают свои значения (в логическом смысле) в зависимости от реальной ситуации общения. Однако зависимость от контекста (в широком смысле слова) характерна вообще для языковых выражений. Ситуацион­ная семантика ставит задачу формализовать это свойство языка с помощью связывания предложений с ситуациями, причем под последними имеются в виду ситуации общения и собственно описываемые ситуации. Таким образом, при этом подходе цент­ральным в описании становится понятие ситуации и его различные модификации.
Принципиальное отличие ситуационной семантики от формальных теорий состоит в том, что пред­ложениям языка сопоставляются не условия истинности и ис­тинностная оценка, а ситуации или различные их аналоги. Иными словами, высказывания несогласия соотносятся не с «желанием не согласиться» со стороны говорящего, а с ситуациями, в которых несогласие прагматически предпочтительнее согласию.
Необходимо отметить, что значением предложения призна­ется отношение между употреблением предложения и ситуаци­ей, которую оно описывает (Кронгауз, 2011).
По-видимому, усвоение знания о вербализации несогласия в медийном диалоге осуществляется в двух формах. Прежде всего, оно есть результат интериоризации как производи­мых самостоятельно, так и осуществляемых другими актов вербального несогласия; поэтому может рассматриваться как некоторая сумма накопленного опыта. Другим источником усвое­ния коммуникативных знаний является коммуникативная передача накопленного коллективного опыта. В любом случае приобретение знаний о вербализации несогласия в медийной сфере связано со специфическим процессом социализации индивида. При этом остаются пока неизученными закономерности его протекания и такие воп­росы как отношения между объективными статистическими закономерностями познанных процессов и субъективными вероят­ностями, характеризующими знания о ситуациях вербального несогласия (их свойствах) и способах вербализации.

Литература

1. Городецкий Б.Ю. Актуальные проблемы прикладной лингвистики. // Новое в зарубежной лингвистике. – Вып. 12. Прикладная лингвистика. – М.: Радуга, 1983. – С.5-22.

2. Дейк Т.А. Ван. Язык. Познание. Коммуникация. – М.: Слово, 2018. – 278 с.
3. Кронгауз М.А. Семантика. – М.: Изд-во РГГУ, 2011. – 276 с.
4. Менг К.П. Семантические проблемы лингвистического исследования коммуникации. // Психолингвистические проблемы семантики. – М., 2013. – С. 116-128.
5. Павиленис Р.И. Проблема смысла: современный логико-философский анализ языка. – М.: Мысль, 2013. – 238 с.
6. Павиленис Р.И. Понимание речи и философия языка (вместо послесловия). // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. ХVII. Теория речевых актов. – М.: Прогресс, 1986. – С. 387-388.
7. Сидоров Е.В. Онтология дискурса. – М.: ЛКИ, 2007. – 218 с.
8. Тарасов Е.Ф. Проблемы анализа речевого общения. // Общение. Текст. Высказывание. – М.: Наука, 2017. – С.7-40.

9. www.abc/politicsandpoliticians/scripts/168362178