Xenolect study in global environment.

Yelena A. Kalinovskaya

(Russia, North-Caucasus Federal University)

Динамика изменений в современном мире требует пересмотра взглядов на устоявшиеся понятия, к которым относится и иностранный язык.
В современных исследованиях понятие «иностранный язык» может рассматриваться с различных позиций глобализма. Ввиду того что одной из доминирующих в лингвистике является антропоцентрическая парадигма, языковая личность как исследовательская категория находит всё большее применение, том числе и в аспекте полиглоссии. Иностранный язык, рассматриваемый сквозь призму языковой личности, т.е. как продукт речевой деятельности неносителя языка, как продуктивной, так и рецептивной, в совокупности с вытекающими отсюда следствиями мы определяем как ксенолект.
А.Л. Сотникова отмечает связь распространения полилингвальной коммуникации с общей тенденцией к увеличению языковых контактов. От полного незнания иностранного языка человек поднимается до уровня ксенолекта, то есть учится формировать смыслы ресурсами иностранного языка, преодолевая языковой барьер. Она определяет ксенолект как этап, на котором происходит коммуникация, и утверждает, что «к полноценному владению иностранным языком ведет осознание черт ксенолектности и их устранение в речи» (Сотникова, 2017: 143). Подобное понимание свидетельствует о том, что в иерархии уровней владения иностранным языком ксенолект занимает среднюю, промежуточную ступень.
Важно определить, что именно подразумевается под характерными чертами ксенолекта. А.Л. Сотникова выделяет следующие собственно языковые признаки ксенолекта: функционально-коммуникативную природу, экспликацию прагматической интенции, приоритет содержания в ущерб формальной корректности при принятии языкового решения, установку на оформленность, избыточную выраженность смыслов, повторы, использование лексических элементов родного языка как потенциально вспомогательного ресурса, общепонятного для коммуникантов, незначительную долю фразеологизмов, использование упрощённых синтаксических структур, насыщенность междометиями и эмоционально-оценочными элементами, избыточную полноту как выражение стремления к языковому перфекционизму (Сотникова, 2017).
По нашему мнению, одним из важнейших признаков ксенолектного высказывания является его несоответствие языковой норме, узусу или нарушение системы. Рассмотрим, как трактуются интересующие нас понятия.
«Система языковая – множество языковых элементов любого естественного языка, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которое образует определённое единство и целостность» (Система языковая, 2018: 452).
«Узус – общепринятое употребление языковой единицы (слова, фразеологизма и т.д.) в отличие от его окказионального (временного и индивидуального) употребления» (Узус, 2000: 532). К.С. Горбачевич отождествляет узус с привычностью (Горбачевич, 1971: 7), обычаем (Горбачевич, 1971: 13).
Е.В. Ерофеева под узусом понимает все общепринятые реализации и определяет его как языковую категорию. Норма же, по её мнению, представляет собой осознаваемые как правильные и желательные реализации и определяется как «языковая категория, включающая и психологическо-социальный момент, связанный с представлениями носителей кода о правильной, престижной речи» (Ерофеева, 2013: 3). Согласно позиции Е.В. Ерофеевой, носителю ксенолекта особенно сложно стать носителем нормы языка, так как она представляет собой категорию, осваиваемую при непосредственном погружении в язык, в совокупности с культурным и социальным фоном.
«Норма языковая – совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закреплённых в процессе общественной коммуникации… Признание нормативности языкового явления или факта основывается на наличии по крайней мере трёх признаков: на соответствии данного явления структуре языка; на факте массовой и регулярной воспроизводимости данного явления в процессе коммуникации; на общественном одобрении и признании соответствующего явления нормативным» (Норма, 2018: 337-338).
К.С. Горбачевич утверждает, что норма есть и узус и закон, в норме «скрещиваются и стихийные (основанные на внутренних свойствах языка) речевые навыки и внешние, социальные факторы, без которых немыслимо само существование языка» (Горбачевич, 1971: 15), это «относительно устойчивый способ (или способы) выражения, отражающий исторические закономерности развития языка, закреплённый в лучших образцах литературы и предпочитаемый образованной частью общества» (Горбачевич, 1971: 19). В контексте исследования нормы автор говорит о вариантности и так называемом «конфликте» нормы, когда «порождаются сомнения и колебания говорящих» (Горбачевич, 1971: 20-21). Такая ситуация ставит носителя ксенолекта в особенно сложное положение в процессе коммуникации: если носитель языка может принять решение интуитивно, опираясь на чувство языка, то носителю ксенолекта сделать это очень сложно.
«Норма – это существующие в данное время в данном языковом коллективе и обязательные для всех членов коллектива языковые единицы и закономерности их употребления, причём эти обязательные единицы могут либо быть единственно возможными, либо выступать в виде существующих вариантов» (Ицкович, 1970: 11). В широком смысле под нормой подразумевают такие средства и способы речи, которые стихийно формировались в течение длительного времени и которые отличают одну разновидность языка от других.
В узком смысле норма – это результат кодификации языка. Кодификация опирается на традицию существования языка в данном обществе, на общепринятые способы использования языковых средств. Кодификация – это целенаправленное упорядочение всего, что касается языка и его применения. Результаты кодифицирующей деятельности отражаются в нормативных словарях и грамматиках. Норма представляет собой результат кодификации и неразрывно связана с понятием литературного языка, который иначе и называют нормированным, или кодифицированным (Крысин, 2015).
Е.М. Верещагин разграничивает понятия системы, нормы и узуса следующим образом: он утверждает, что нарушение системы – это фразы абсолютно неправильные, т.е. так сказать нельзя; нарушение нормы – фразы относительно неправильные, т.е. так сказать можно, но никто не говорит; а нарушение узуса имеют место, когда сама по себе правильная фраза не соответствует речевой ситуации, неправильным оказывается выбор средств выражения, т.е. так сказать можно, но в другой ситуации (Верещагин, 1969).
Носителю ксенолекта свойственны все три вида нарушений, в зависимости от уровня владения языком, среды обучения и других лингвистических и экстралингвистических особенностей. Нарушения системы чаще всего имеет место на низшем уровне ксенолекта и зависят от собственно лингвистических факторов. Нарушения нормы и узуса обусловливаются экстралингвистическими особенностями и объясняются тем, что носитель ксенолекта не является носителем иноязычной культуры. Неноситель языка скажет иначе (используя иногда те же возможности системы), чем «неграмотный» носитель, при этом формы, образованные неносителем будут выходить за рамки нормы общенародного языка, а формы, образованные носителем, за эти рамки выходить не будут (Ерофеева, 2013).
В.А. Виноградов говорит об особой норме смешанного билингвизма как о продукте взаимодействия систем и норм родного и изучаемого языков (Виноградов, 1983). Одним из обусловливающих это факторов является интерференция – нарушение билингвом правил соотнесения контактирующих языков, которое проявляется в его речи в отклонении от нормы. Давление языковой системы С.Н. Цейтлин считает одной из главных причин нарушения норм (Цейтлин, 2012).
А. Едличка различает три типа языковой нормы: формационную, коммуникационную и стилистическую. В рамках исследования ксенолекта нас интересует норма формационная. «В объём понятия языковых, системных норм входит совокупность языковых средств и закономерностей их использования, свойственных данной форме существования языка, которые ей предписаны коммуникативным сообществом и которые в соответствии с этим данное коммуникативное сообщество использует как обязательные» (Едличка, 1987: 140). Связь нормы этого типа с формой существования языка (языковой формацией) даёт основание обозначать её термином «формационная норма». Таким образом, А. Едличка понимает под языковой формацией определённую форму существования языка, что соотносится с теорией Н.Я. Марра, по мнению которого каждая общественно-экономическая формация имеет присущую ей формацию языковую. «В формации местного славянина, конкретного русского … действительное доисторическое наследие … послужило в процессе нарождения новых экономических условий, выковавших новую общественность…» (Марр, 2012: 302). Конечно, нас в данном случае интересует общественный аспект, если определить носителей ксенолекта как особый общественный пласт.
В рамках настоящего исследования возможно рассмотрение ксенолекта как одной из форм существования языка, поскольку он обладает набором определённых признаков и характерных черт, позволяющих нам видеть его в данном ракурсе. Неправомерно определять ксенолект как языковую формацию в полном объёме данного понятия, как, например, устную, письменную, литературную или разговорную формы языка, но мы определённо можем считать его некой, возможно, более узкой разновидностью языковой формации, которая характеризуется нарушением языковых норм.
Ксенолект включается в один терминологический ряд с такими понятиями, как диалект и социолект, которые также характеризуются отклонением от норм. Диалект – разновидность общенародного (национального) языка, на котором говорит население какой-либо местности, территории (Булыко, 2016: 236), Диалект является полноценной системой речевого общения со своим собственным словарём и грамматикой. Соответственно, в данном случае проявляется территориальный фактор. Социолект – совокупность языковых особенностей какой-либо социальной группы (Булыко, 2016: 649), здесь фактор уже социальный. В ксенолекте мы имеем совокупность факторов.
Выше нами был приведён ряд признаков ксенолекта, выделяемых А.Л. Сотниковой. Подробнее рассмотрим те, которые определяют ксенолектность как нарушение нормы. К ним относятся избыточная выраженность смыслов, использование лексических элементов родного языка, незначительная доля фразеологизмов, использование упрощённых синтаксических структур, насыщенность междометиями и эмоционально-оценочными элементами, избыточная полнота (Сотникова, 2007). Согласно утверждению Е.М. Верещагина, высказывания, обладающие такими характеристиками, являются нарушениями нормы, т.е. так сказать можно, но никто не говорит.
Ксенолектное употребление языка характеризуется несвойственными нормированному языку носителей первичного языка структурами, неноситель языка конструирует и применяет собственные правила. Н.А. Недобух выделяет следующие компоненты становления и функционирования индивидуальной языковой системы вторичного языка: «особые свойства концептуальной репрезентации, особые свойства первичного языка, общие принципы языковых знаний и языковой организации» (Недобух, 2017: 7). Данные признаки также способствуют появлению в ксенолектной коммуникации нарушений норм на всех языковых уровнях. Принципиальное отличие таких нарушений от диалектов и социолектов заключается в их природе, обусловленной причинами их появления – это и влияние системы родного языка, и невключённость или недостаточная включённость в социокультурный фон иностранного языка, неприятие иностранного языка на ментальном уровне как чего-то инородного. Формирование когнитивных категорий обусловливает «приближение ксенолектных языковых структур к языковым нормам» (Недобух, 2017: 9). Таким образом, включение в инокультурную картину мира, в её концептосферу способствует в определённой степени преодолению барьера и приближению к соответствию языковым нормам.
Таким образом, понятие ксенолекта связано с понятиями языковой нормы, узуса и системы языка. Определённые свойства ксенолектной коммуникации выявляют наличие в ней нарушения языковых норм. Нарушение норм неносителем языка носит иной характер, нежели у носителя языка, т.к. ксенолект представляет собой некую разновидность языковой формации. Приближение ксенолектных языковых структур к языковым нормам обусловлено формированием когнитивных категорий, вследствие чего речь неносителя языка может максимально приблизиться к нормированной аутентичной речи.

Литература

1. Булыко А.Н. Современный словарь иностранных слов. Более 25 тысяч слов и словосочетании. / Изд. 2-е, испр. и доп. – М.: Мартин, 2016. – 848 с.
2. Верещагин Е.М. Вопросы теории речи и методики преподавания иностранных языков. – М.: Изд-во Мос. ун-та, 1969. – С. 29-32.
3. Виноградов В.А. Стратификация нормы, интерференция и обучение языку. // Лингвистические основы преподавания языка. – М., 1983. – С. 44-65.
4. Горбачевич К.С. Изменение норм русского литературного языка. – Л.: Просвещение, Ленинградское отделение, 1971. – 270 с.
5. Едличка А. Типы норм языковой коммуникации. // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 20: Теория литературного языка в работах учёных ЧССР. – М., 1987. – С. 135-149.
6. Ерофеева Е.В. К вопросу о соотношении понятий норма и узус. // Проблемы социо- и психолингвистики: Сб. ст. Перм. ун-т. – Пермь, 2013. – Вып.2. – С. 3–8.
7. Ицкович В.А. Норма и её кодификация. // Актуальные проблемы культуры речи. – М., 1970. – С. 9-39.
8. Крысин Л.П. Языковая норма и речевая практика. // Отечественные записки. – М., 2015. - № 2 (23).
9. Марр Н.Я. Яфетидология. – М.: Кучково поле, 2012. - 480 с.
10. Недобух Н.А. Лингвопрагматический аспект темпорального концепта при общении на неродном языке. // Автореф. дис. на соискание ученой степени кандидата филологических наук. – Ульяновск, 2017. – 23 с.
11. Норма. // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. / Гл. ред. В.Н. Ярцева. – 2-е изд. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2018. – С. 337-338.
12. Система языковая. // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. / Гл. ред. В.Н. Ярцева. – 2-е изд. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2018. – С. 452.
13. Сотникова А.Л. Ксенолектная коммуникация и изменение её социолингвистического статуса в реалиях медиа-революции. // Сб. материалов 3-ей Международной конференции «Глобальный научный потенциал». – Тамбов, ТГТУ, 4-5 июня 2017. – С.141-143.
14. Узус // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. / Гл. ред. В.Н. Ярцева. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2018. - 2-е изд. – С. 532.
15. Цейтлин С.Н. Речевые ошибки и их предупреждение. – М.: Просвещение, 2012. – 143 с.