ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ АНАЛИЗА МОНОЛОГИЧЕСКОЙ РЕЧИ В СФЕРЕ МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ

И.И. Гнатишина

(Россия, Санкт-Петербургский государственный университет)

В данной работе мы рассматриваем особый вид текста – монолог. Как утверждает И.В. Толочин, изначальное отнесение текста к монологической или диалогической сфере может обеспечить четкое выявление принципов организации текста и может способствовать созданию системной классификации текстовых смыслов.
Представляется, что для современной лингвистики наиболее актуальной является задача перехода от грамматики формальных структур к грамматике смыслов. Такой переход позволил бы создать системное описание языка не только на уровне абстрактных гипотетических структур, но и выявить системность реального речевого общения. При этом данная системность может быть сформулирована в терминах, раскрывающих реальную природу наблюдаемого явления: своеобразие языкового выражения может быть описано как схема (модель) конкретной человеческой потребности. «Выявление и системное описание лингвистической природы человеческих потребностей и может стать основой для создания грамматики смыслов, основным принципом которой должно стать четкое разделение речевой деятельности на две сферы: сферу монолога и сферу диалога» (Толочин, 2012: 221-222).
Необходимо отметить, что в изучении интересующей нас сферы монолога на протяжении последних десятилетий сформировалось особое направление – нарратология, занимающаяся анализом нарративного текста. Несмотря на то, что термин «нарратив» (повествование) активно применяется как в зарубежной, так и в отечественной лингвистике, его научное определение еще не закрепило за собой окончательную формулировку. В основном, по общим признакам нарратив определяют как «текст, передающий информацию о реальных и вымышленных событиях, происходящих во временной последовательности» (Labov, 2016: 359; Тимофеева, 2016: 34), при этом одной из древнейших функций нарратива признается способ хранения человеком знаний и интерпретации им реальности. В широком смысле, нарратив представляет собой один из способов осмысления мира, особую форму человеческого бытия (Кучеренко, 2012: 101).
Согласно русской формальной школе и структуральному направлению, в содержании нарратива выделяются два уровня: уровень функций (акциональных единиц, передающих поступки персонажей) и уровень экзистентов, представлений, включающий такие понятия как персонаж и его характерологические признаки, элементы окружения, абстрактные образы. Нарративные единицы, располагающиеся на обоих уровнях, участвуют в создании образа художественного нарратива (Кучеренко, 2012: 102-103).
Известно, что проблема нарратива является предметом литературоведческих и лингвистических исследований. Как отмечает Г.В. Степанов, между литературоведческим и лингвистическим подходами существует органическая связь, поскольку «сама динамичность художественного образа выражается средствами языка, но определяется содержательным заданием, лежащим вне языковой сферы» (Степанов, 2016: 148).
Литературоведы рассматривают структурирование содержательных элементов художественного нарратива и его содержательные уровни (Labov, Waletsky, Barthes, Herman, Kristeva и др.).
В лингвистике текста анализируются языковые средства, создающие литературный нарратив. Данные средства представляют собой «многоуровневую, многофункциональную систему иерархически организованных элементов, где каждый наделен значимостью для всего целого, участвуя в достижении целей нарратива. Уже слово – мельчайшая единица, конструирующая художественный нарратив, – приобретает в его ткани особую структурную, смысловую и стилистическую нагрузку» (Кучеренко, 2012: 101). Как отмечал М.М. Бахтин, слово способно становиться «сценарием события», которое «разыгрывается компетентным художественным восприятием» (Бахтин, 2018).
В отличие от литературоведческих исследований, работы лингвистического характера немногочисленны и сводятся к появившимся в последние годы трудам по лингвистике нарратива таких отечественных и зарубежных лингвистов как Н.О. Магнес (Магнес, 2012 а, 2012 б), А.А. Масленникова (Масленникова, 2012 а, 2012 б), А. Банфилд (Banfield, 2013), Л. Полани (Polanyi, 2015).
При этом особый интерес представляет такое речевое образование внутри диалога, которое, выходя по своему объему за рамки реплики, стремится к относительной смысловой самостоятельности и обладает всеми признаками текстовой структуры. «Речь идет о речевом произведении, которое имеет в литературе традиционное название «монолог в разговорной речи» и по поводу которого вот уже в течение десятилетий ведется дискуссия теоретического и терминологического характера» (Тимофеева, 2016: 35).
Как отмечает Е.А. Тимофеева, данное речевое образование является своего рода нарративным ходом со стороны говорящего. С одной стороны, оно обладает признаками реплики, а с другой – признаками самостоятельного текста, так называемого монологического высказывания (Тимофеева, 2016: 35).
В лингвистике данное явление получило определение «устное бытовое, или конверсационное, повествование», восходящее к работам М.М. Бахтина. Под этим термином понимается речевой жанр, обладающий специфической тематикой, которая связана с повседневным бытием человека, и характерный для неформальных условий общения (Бахтин, 2018); наибольшее внимание этому типу нарративов уделяли У. Лабов, Д. Таннен, Г. Файн, Л. Полани, М. Тулан.
Одним из наиболее интересных аспектов монологического высказывания является его статус как речевого хода и отношение к дихотомии монологичности/ диалогичности. Как часть диалогического речевого события оно направлено на непосредственное восприятие адресатом и формируется в тесном творческом союзе с аудиторией. Причем мы можем наблюдать постоянное «соучастие» слушателей в построении нарративного речевого хода, начиная от минимальных реакций (yeah, mhm, oh, really?) и заканчивая активным вмешательством в процесс формирования нарративного текста: адресат может предлагать свое объяснение произошедшим событиям, размышлять о причинах поведения персонажей и т.д. (Магнес, 2012 б: 75-76; Тимофеева, 2016: 35-36).
Однако монологические высказывания характеризуются большей протяженностью по сравнению со средней репликой в рамках диалогического взаимодействия, что способствует долговременному распределению коммуникативных ролей говорящего и слушателя. Поскольку традиционная, соответствующая европейским нормам вежливости модель медийного диалога подразумевает ротацию говорящих и относительно равное распределение права на говорение между всеми участниками диалога, то «длительный речевой ход в принципе может быть воспринят как несанкционированное вмешательство в ход речевого события» (Coates, 2014). Вследствие чего многие исследователи говорят о нарративе как о своего рода посягательстве на коммуникативные права слушателей (Polanyi, 2015; Coates, 2014). Следовательно, одной из основных задач коммуниканта в медийной сфере признается убеждение слушателей в целесообразности подобного нарушения. В связи с этим немаловажным оказывается обоснование нарративного включения в медийный диалог (нередко нарратив функционирует как часть вопросно-ответного единства, как реакция на «заказ», сделанный слушателем), а также отбор деталей и задействованные языковые средства, создающие нарративное напряжение и активизирующие слушательский интерес (Магнес, 2012 а: 105; Магнес, 2012 б; Тимофеева, 2016).
Для данного нарративного речевого хода релевантными оказываются следующие положения:

• указание на отнесенность события к прошлому (дистантность в пространственно-временном отношении) – так называемая история, которая является переживанием какого-то одного индивидуума и поддается временной и локальной идентификации (указание на реальность и конкретность) (Магнес, 2012 б; Тимофеева, 2016). Поскольку повествовательный тип речи обладает динамическим характером, то на завершающем этапе повествования вплетение события в темпоральный континуум позволяет установить более тесные взаимосвязи между нарративной ситуацией и настоящим и будущим, что в устных нарративах встречается чаще, чем в письменных (Магнес, 2012 б);
• история содержит в себе известные минимальные условия необычности и динамизма (неожиданность и неизвестность);
• коммуникант в медийной сфере отождествляет себя с наблюдателем или с непосредственным участником, то есть с каким-либо актантом (Магнес, 2012 б; Тимофеева, 2016).

Кроме этого, одним из критериев обоснованности нарративного включения для адресата является уникальный характер описываемого события. Единичность происшествия, которое выступает как предметная тема речевого произведения, составляет категориальную особенность нарратива (Labov, 2016). Именно поэтому для устного повествования характерно использование особых темпорально-локативных индикаторов (например, once, one summer, that particular day и т.д.), которые исключают повторяемость события, что противоречило бы повествовательной природе нарратива. Тем не менее, необходимость компенсировать нарушение говорящим коммуникативных прав реципиентов налагает еще более жесткие ограничения на выбор события для медийного нарратива: для оправдания слушательского интереса оно должно быть не только единичным, но и единственным в своем роде (Магнес, 2012 а; Магнес, 2012 б).
Н.О. Магнес также говорит о том, что автор медийного нарративного речевого хода скрупулезно соблюдает требование достоверности. Устные повествования часто сопровождаются верификаторами, то есть единицами, подтверждающими реальность события и точность его изложения. Как правило, верификация носит персонализированный характер, так как критериями истинности служат наличие свидетелей, собственное участие в описываемых событиях или надежность источника сообщения.
Одной из распространенных тактик, помогающих обосновать уместность медийного нарративного вкрапления в диалог, считается заявление о связи между содержащейся в повествовании информацией и тематикой, обсуждавшейся ранее (требование релевантности). Данный прием реализуется посредством употребления сравнительных структур типа it’s the same as, а также путем упоминания об ассоциативном механизме возникновения медийного нарратива (that reminded me of one thing).
И наконец, медийное нарративное вкрапление может быть оправданным, если оно соответствует коммуникативным намерениям слушающего и его представлениям о том, как должно строиться медийное диалогическое событие (Магнес, 2002 а; Магнес, 2002 б).
Таким образом, имеющиеся исследования по данному вопросу позволяют рассматривать медийное монологическое высказывание как текст в тексте, поскольку разговорный монолог обладает всеми категориями текста, включающими единую модальную направленность, связность, законченность содержания и относительную автономность. Но, несмотря на цельность и относительную самостоятельность, медийное монологическое высказывание, включенное в диалог, не может быть полностью независимым от него, в частности от предыдущей реплики собеседника.
Такая зависимость отражается в сложной структуре медийного монологического высказывания, что позволяет выделить в ней два слоя: содержательный, куда входят средства передачи предметно-содержательной информации (в виде основных предметно-композиционных форм), и контактный (метакоммуникативный), состоящий из средств для поддержания контакта и актуализации внимания слушающего. Апеллятивные и реагирующие компоненты контактного слоя, отражая диалогичность медийного монологического высказывания, тем не менее, не нарушают целостности и монолитности структуры монологического высказывания, а служат средствами «разрыхления», что свойственно медийной речи вообще. Реагирующие реплики слушающего (перебивы), «образуя ближайший контекст медийного монологического высказывания, играют существенную роль в формировании и структуре повествования и отличают его от драматического монолога художественной речи (литературного повествования)» (Тимофеева, 2016).
Исходя из вышеизложенного, мы приходим к выводу о том, что в структуре медийного монологического высказывания имеются признаки как диалогической речи, реализующиеся на уровне контактного слоя, так и монологической речи, что наглядно демонстрирует промежуточное положение монологического высказывания между репликой диалога и монологом книжно-письменной речи.
Однако понятие «устное повествование» затрагивает различные сферы коммуникации. Так, например, подобные образования весьма распространены в средствах массовой коммуникации, что позволяет нам говорить о своего рода массмедиальном повествовании.
Рассматривая интервью как речевой жанр, можно отметить уместность и обоснованность вкраплений медийного монологического характера, поскольку условия протекания интервью максимально приближены к характерным для официальной ситуации, с доминирующей точкой зрения собеседника журналиста, а не автора. При этом интересен тот факт, что ход беседы все же направляется журналистом, ведь содержание и структура медийного общения строго подчинены задачам, которые ему нужно решить. Когда собеседник демонстрирует свою точку зрения по обсуждаемому вопросу, это подразумевает выявление позиции корреспондента. Эта задача определяет многие характеристики собственно сюжетной части медийного нарративного вкрапления в целях достижения максимального «эффекта, нацеленного на общественность». (Тимофеева, 2016: 36-37).
А.А. Масленникова отмечает, что подобные (газетные) интервью часто публикуются без вопросов адресанта, составляя связное медийное монологическое целое. Маркерами такого медийного монологического текста становятся оценочные и реляционные конструкции, служащие экспликации взглядов адресата (Масленникова, 2012 а).
В то же время совокупность вопросов адресанта также представляет собой медийный монолог, но монолог скрытый, реализующий некоторую стратегию, исходя из которой адресант задает свои вопросы и старается построить модель развития диалога» (Масленникова, 2012 а).
Интервью как форма «опроса» представляет собой «асимметричный» разговор, при котором один из коммуникантов задает вопросы, а другой на них отвечает, что свидетельствует о неравноправии партнеров, так как речевые реплики интервьюера часто бывают лаконичны, а ответные реплики интервьюируемого, наоборот, обстоятельны и иногда могут перерастать в самостоятельный микромонолог, сигнализируя о массмедиальном повествовании (Тимофеева, 2016).
Подводя итоги нашего рассмотрения монологической составляющей интервью, можно со всей уверенностью утверждать, что в настоящее время роль монолога в сфере массовой коммуникации становится намного значительнее, а исследования монолога как формы речи, таким образом, приобретают еще большую актуальность.

Литература

1. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 2018. – 368 с.
2. Кучеренко М.И. Интегративная функция конструкций с присоединенным компонентом // Англистика в XXI веке. Материалы конференции. 22-24 ноября 2001. - СПб., 2012. – С. 101-108.
3. Магнес Н.О. Гендерные особенности устного бытового повествования: реализация метатекстуальной стратегии интервью // Англистика в XXI веке. Материалы конференции. 22-24 ноября 2011. - СПб., 2002 а. – С. 178-186.
4. Магнес Н.О. Риторико-метатекстуальные аспекты устного бытового повествования // Риторика монолога. - СПб., 2012 б. – С. 73-78.
5. Масленникова А.А. Монолог в жанре интервью // Англистика в XXI веке. Материалы конференции. 22-24 ноября 2011. - СПб., 2012 а. – С. 194-199.
6. Масленникова А.А. Соотношение монологической и диалогической составляющих текста // Риторика монолога. - СПб., 2012 б. – С. 67-79.
7. Степанов Г.В. Несколько замечаний по специфике художественного текста // Лингвистика текста: Сб. науч. тр. - Вып. 103. - М., 2016. - С. 148-156.
8. Тимофеева Е.А. Промежуточные формы речи: диалогичность монолога и монологичность диалога // Материалы XXXV Международной филологической конференции. - Вып. 7. Секция грамматики (Романо-германский цикл). 13-18 марта 2016. - СПб., 2016. – С. 32-38.
9. Толочин И.В. Монолог и речевая деятельность // Риторика монолога. - СПб., 2012. – С. 218-226.
10. Banfield A. Unspeakable Sentences: Narration and Representation in the Language of Fiction. - Boston; London, 2013. – 286 p.
11. Coates J. No Gap, Lots of Overlap: Turn-taking Patterns in the Talk of Women Friends // Researching Language and Literacy in Social Context. - Clevedon, 2014. – 238 p.
12. Labov W. Language in the Inner City: Studies in the Black English Vernacular.- Philadelphia, 2016. – 386 p.
13. Polanyi L. Conversational Storytelling // Handbook of Discourse Analysis. - London, 2015. - Vol. 3: Discourse and Dialogue. – P. 176-189.